Е -  "Евгений Онегин".

Больше всего писал Белинский о Пушкине. Собранные вместе, его статьи и рецензии, специально посвященные Пушкину, составляют обширный том в шестьсот с лишним страниц убористой печати. Белинский пытливо изучал Пушкина и в процессе этого изучения попутно откликался в печати на отдельные его произведения, а в иных статьях касался и более общих сторон его творчества. Долго и тщательно критик готовился высказать свое обстоятельное суждение о Пушкине. Был задуман обширный, капитальный труд под общим названием «Сочинения Александра Пушкина». Он состоял из одиннадцати больших статей и на протяжении 1843—1846 гг. печатался на страницах «Отечественных записок». Творчество Пушкина подверглось здесь всестороннему анализу. И этот анализ — лучшее из того, что до сих пор написано об основоположнике новой русской литературы. Своеобразна композиционная структура предпринятого Белинским исследования. Первые четыре статьи, составляющие немногим менее половины объема всего цикла, посвящены русской поэзии до Пушкина. Чтобы понять новаторское значение Пушкина, следовало прежде всего осмыслить исторический путь, какой прошла отечественная литература к десятым годам XIX века, и понять тот рубеж, с которого началась деятельность Пушкина. Обзор, предпринятый Белинским, имел принципиальный смысл. Он давал возможность, во-первых, исследовать историческую закономерность развития русской лите­ратуры, то есть ответить на вопрос, почему она развивалась так, а не иначе, и, во-вторых, уяснить социально-исторические и эстетические предпосылки, которые подготовили появление такого огромного писателя, как Пушкин.

В пятой статье Белинский раскрывает свой общий взгляд на Пушкина, на его творчество в целом, или, как говорит критик, «на пафос поэзии Пушкина вообще». Ну, а что же это такое — пафос писателя? Каждое произведение, замечает Белинский, есть плод могущественной мысли, овладевшей художником. Но эта мысль — не плод и не результат деятельности его рассудка, ибо иначе каждый по нужде, по вы­годе или по прихоти мог бы стать поэтом. Между тем поэтами становятся по призванию. Тот, кто не поэт по натуре, может придумать мысль глубокую и истинную, но она еще не оплодотворит художественного произведения. «Искусство не допускает к себе отвлеченных философских, а тем менее рассудочных идей: оно допускает только идеи поэтические». Вот эту поэтическую идею Белинский и называет страстью или пафосом. Только тогда, когда идея, овладевшая поэтом, станет не «отвлеченной мыслью», а как бы «живым созданием», целиком захватившим автора, его ум, сердце, все его существо, только такая идея, поэтическая идея, становится пафосом и способна оплодотворить истинное произведение искусства.

Таким образом, в каждом произведении заключен свой пафос, а кроме того, и творчество писателя  в целом имеет «свой единый пафос». Главная обязанность критики, полагает Белинский, состоит в том, чтобы выяснить прежде всего, «в чем состоит пафос произведения поэта», а уж затем, исследуя «значение поэта и сущность его поэзии», постараться понять пафос всего его творчества.

В последующих шести статьях Белинский и переходит к этим вопросам. В шестой и седьмой статьях исследуются пушкинские поэмы, в восьмой и девятой — «Евгений Онегин», десятая посвящена «Борису Годунову» и, наконец, последняя, одиннадцатая, — «маленьким трагедиям», сказкам и повестям. Особенность последних шести статей Белинского состоит в том, что конкретный анализ отдельных произведений Пушкина сочетается с глубокими обобщениями и раздумьями, касающимися всего творчества поэта и более того — исторических путей развития русской литературы в целом.

Особое место в этом цикле занимают статьи восьмая и девятая, посвященные «Евгению Онегину». Белинский воспринимал этот роман в стихах как центральное произведение Пушкина, в котором  отразились во всей  полноте его личность, его взгляд на мир, его идеалы. В самом начале восьмой статьи он говорит, что правильно понять «Онегина» — значит оценить самого поэта во всем объеме его творческой деятельности. Этот роман, помимо достоинств художественных, имеет значение историческое и общественное. Белинский видит в «Евгении Онегине» «поэтически воспроизведенную картину русского общества, взятого в одном из интереснейших мо­ментов его развития». В этом смысле «Онегин» есть «поэма историческая», хотя среди ее персонажей нет ни одного исторического лица. Безмерная заслуга Пушкина состоит в том, что в своем романе он выступает не просто поэтом-художни­ком, но, что особенно важно, еще и «представителем впервые пробудившегося общественного самосознания».

«Евгений Онегин» для Белинского — произведение необъятное по своему содержанию. В каждом из его героев выражена какая-то важная грань современного поэту общественного бытия. Обстоятельный и тончайший социально-психоло­гический анализ этих героев приводит критика к выводу, что Пушкин с поразительной глубиной и достоверностью воплотил всю действительность России. Отсюда крылатая формула Белинского о «Евгении Онегине» как «энциклопедии русской жизни». (Белинский В.Г. Избранные статьи. – М.: Издательство «Детская литература», 1972. – 221 с.)

Ж - Журналистика

В истории русской журналистики В.Г. Белинскому принадлежит одно из самых видных и почетных мест. Именно в его деятельности отечественная журналистика обрела такие масштабы общественного воздействия, какие и в наши дни можно отнести к числу исключительных. При всём том Белинский не был репортёром или корреспондентом в собственном смысле этих слов. Он был литературным критиком, то есть занимался анализом и оценкой произведений художественной литературы. Однако эта работа, осуществляемая на страницах крупнейших периодических изданий 30-40-х годов XIX века, дала мощный толчок развитию не только литературы, но и русской журналистики в целом. Она набирала новую силу, становясь подлинно профессиональной.

Новые качества русской журналистики, формируемой под воздействием Белинского, сказались в первую очередь в борьбе за идеи общественного прогресса, социальной справедливости, в пропаганде духовно-нравственных и правовых норм, развиваемых и закрепляемых с помощью просвещения.

Обращаясь к Белинскому-литератору, необходимо помнить о теснейшей связи в XIX веке литературы и журналистики, журналистики и литературной критики. Оттого завоевания его в критике почти синхронно отзывались в работе по развитию периодической печати. Всё это позволяет рассматривать творческие усилия Белинского как деятельность, в процессе которой вырабатывались многие качества не только литературной критики, но и журналистики. Формула «два в одном» (закон амбивалентности) в личности Белинского получила поистине классическое воплощение.

Виссарион Григорьевич Белинский (1811 - 1848) был «особенно любим», по словам Н.А. Некрасова, потому что с его приходом в журналистику (начало 30-х годов) в русском обществе качественно повысился уровень эстетических представлений о свойствах литературы, которая по праву считается основной формой словесного творчества.

За четырнадцать с небольшим лет своей деятельности в качестве критика и журналиста он осуществил громадную работу по упорядочению представлений о том, что такое настоящая художественная литература, как она связана с жизнью, какие нравственные принципы составляют основу человеческой морали, какие стороны социального устройства идут на пользу человека, а какие нивелируют его, лишают силы и достоинства. Критик безжалостно устранял с «литературного Олимпа» всё, что не могло именоваться художественным творчеством. При этом он допускал порою и ошибки, резкости. Однако многое окупалось силой убеждений, страстным желанием добра и совершенства русской литературе, уверенностью в том, что она набирает необходимую высоту и становится живым источником, из которого «просачиваются в общество все человеческие чувства и понятия».

«Я в мире боец», - говорил о себе Белинский. Это свойство критик осознавал в себе как необходимость, как средство утверждения в противоречивом человеческом мире гуманизма, подлинной культуры и справедливости.

Как же сам Белинский характеризовал функции литературной критики и журналистики, журналистики и других форм печати?

«Журналистика, - писал критик, - в наше время всё: и Пушкин, и Гёте, и сам Гегель были журналистами». Что означает это высказывание? Оно устанавливает высочайшую планку качества журналистского труда. Истинными журналистами, оказывается, были такие титаны мысли и пера, как упомянутые выше корифеи русской и западноевропейской культуры. Кроме того, предложение Белинского измерять достоинства журналистов достоинствами Пушкина и Гёте, которые в глазах общественности предстают прежде всего как выдающиеся литераторы, подчеркивает органическую связь, родственность журналистики и литературы, шире говоря, словесности.

Журналистика, по большому счёту, есть отрасль художественной словесности. Так, во всяком случае, полагал Белинский. Фундаментальной основой журналистики является словесность. В XIX веке данное положение было незыблемым. Лишь в XX веке произошло «отпочкование» от литературы, осуществилась своеобразная автономизация радио и телевидения. Но и они в конечном счете реализуют свою творческую деятельность на основе словесности, на основе литературы.

В статье «Речь о критике» (1842), говоря о роли и назначении литературной критики, Белинский отмечает, что именно в ней (имеется в виду прогрессивная, качественная критика) «выражается интеллектуальное сознание общества». Это очень важное суждение. Оно в полной мере относится и к журналистике. И журналистика, подобно критике, в своих содержательных, аналитических аспектах также отражает уровень интеллектуального сознания общества в тот или иной отрезок времени. В этом смысле журналистика может быть приравнена к литературной критике, то есть способна не только аккумулировать в себе интеллектуальное достижение общества, но и содействовать развитию общества или - наоборот - сдерживать это развитие. По большому счету, Белинский считал словесное творчество (включая сюда наряду с художественным творчеством литературную критику и журналистику) руководителем общества на путях прогресса и образования. Образование же мыслилось не только как развитие научных знаний, но и как формирование в человеке, в первую очередь в молодых поколениях, нравственных качеств, в том числе служения обществу во имя справедливости и добра.

Примечательно, что в рассуждениях Белинского о «руководящей» миссии литературы и журналистики на поприще правды и добра отсутствуют примелькавшиеся ныне слова о журналистике как четвертой или какой-то иной «власти». И это не случайно. Дело в том, что понятие «власти» так или иначе соседствует с представлениями о принуждении в определенной степени. Между тем Белинскому, не принимавшему никаких форм утеснения, - тем более общественно-экономических (крепостной гнёт, всевластие чиновников и т.д.) - хотелось, чтобы журналистика, подобно литературе, была вдохновительницей, руководительницей общества на путях прогресса и человеколюбия.

Очень важно учесть, что, признавая высокую миссию литературы и журналистики в развитии общественного прогресса, Белинский особо выделял необходимость их участия в деле «внутреннего», как он говорил, то есть самобытного духовно-нравственного развития народа. Без этого не может быть никакой «крепости» и «силы» ни в обществе, ни в государстве. Белинский считал, что, пройдя «эпоху преобразований» (имеются в виду петровские реформы), Россия вступила в новую полосу и что для нее «настало время развиваться самобытно, из самой себя». Журналистика в этом деле, по убеждениям критика, может и должна играть не последнюю роль.

«Журналисты, - пишет Белинский, - как и поэты, родятся и бывают ими по призванию».

Действительно, без природного, данного, как говорили в старину, самим Богом таланта, писать или говорить ярко и содержательно ни в поэзии, ни в журналистике, конечно же, невозможно. Соприродность здесь очевидна.

Но как же быть, в таком случае, тем, кто не «родился» с готовыми творческими возможностями? Неужели им заказан путь в журналистику? Белинский так, конечно, не думал. Он оставляет надежду и для тех, у кого не проявляется сразу каких-то явных («природных») данных, необходимых для занятия журналистикой. Критик говорит еще о «призвании», которое в сфере журналистики можно развивать, приближать, условно говоря, к степени природного таланта. И это всегда надо иметь в виду.

Призвание не может сравниться с «даром», однако может дать человеку определенный навык, выучку, которая в журналистике подчас не менее важна, чем талант. Во всяком случае, в современной журналистике (например на радио или телевидении) без навыков, без овладения определенными технологиями хорошим специалистом стать невозможно.

И все же только призвание и дар сами по себе не могут, по Белинскому, обеспечить необходимый уровень в работе журналистов. Многое здесь зависит от понимания журналистами смысла и целей своего труда. В отличие от поэта, который может отдаться своему вдохновению, «художеству», не всегда осознавая его конкретное назначение, журналист, по убеждению Белинского, обязан распо­лагать «познаниями» в той отрасли, которую он берется освещать, стараться завоевать в свою пользу общественное мнение. Мало того, он должен выражать в своих статьях «известное направление, известный взгляд на вещи, словом - характер и дух» времени. Всё это - свидетельствует о том, что Белинский ориентировал журналистов на четкое осознание своей позиции, подразумевая также их способность защищать эти позиции, когда они согласуются с требованиями времени и общества. Белинский не представлял успешной работы в журналистике без опоры на твёрдые, притом прогрессивные по своей сути идеологические установки.

При всём том великий критик не раз подчёркивал, что нельзя «запрещать журналу иметь свой взгляд на предметы, своё убеждение и, следовательно, необходимо «уважать журнал с независимым мнением и самобытною мыслию, хотя бы и противоположными вашим, и отличать его от журналов, в которых нет ни мнения, ни мысли». Так Белинский подводил своих читателей к уяснению свободы как важнейшего условия развития журналистики. Однако свободы в выражении мыслей и убеждения, а не бессмыслицы и пустоты... Свободу в журналистике Белинский никогда не отождествлял с беспределом, с подменой совести и добра разрушительным разномыслием, с агрессией индивидуализма.

Какие требования предъявлял критик к журналистике как творческой деятельности особого рода?

Во-первых, журналистика, по его убеждениям, должна быть содержательной. А чтобы стать содержательной, она должна, по возможности, выполнять функцию критики, то есть быть не только информационной, но и аналитической сферой деятельности. Белинский так и пишет: «Критика должна составлять душу, жизнь журнала». И хотя Белинский здесь подразумевает в большей степени критику литературную в так называемых «толстых» журналах, его суждение приложимо ко всей журналистике в целом. Её «душу» и в самом деле составляет и должна составлять критика, т.е. разбор, оценка, характеристика тех или иных общественных явлений с целью их одобрения или осуждения. Теряя такую «душу» и переходя на чисто информационный контент (ресурс, объём), журналистика обедняет себя и в конечном счете рискует утратить доверие читателя.

Следует иметь в виду также, что на бытийном уровне (да и в философском смысле) категория содержательности, о чем шла речь выше, смыкается у Белинского с ценностными (аксиологическими) представлениями людей. Что касается современных условий, то механизм этой связи достаточно очевиден: чем меньше в своей повседневной практике мы придаём содержательным, сущностным признакам явлений, с тем большей легкостью и вероятностью осуществляется на наших глазах замена важного неважным, качественного - некачественным, истинного - лживым и обманчивым.

В эпоху глобализации, диктата рыночных отношений, а то и прямо отдельных торгово-промышленных монополий, процесс подмены важного неважным, качественного некачественным с помощью ослабления, «расшатывания» содержательных начал в той или иной сфере получает во всем мире массовое распространение. С этой стороны опыт Белинского в части защиты и разъяснения критерия содержательности приобретает особую актуальность. Тем более - в сфере журналистики. Нам вовсе не безразлично, какую информацию она несет читателю, зрителю и слушателю, что, какое содержание заключает в себе тот или иной журналистский продукт.

Уместно напомнить здесь, что в современном мире, мире конкурентных торгово-промышленных (рыночных) отношений, особое значение приобретает информационная безопасность нашей страны и народа в целом, на что обоснованно обращают внимание сегодня многие общественные деятели, политологи, а также работники СМИ.

Немаловажным в этой связи представляется ещё одно суждение Белинского о содержательности творческих усилий поэтов и журналистов. Чтобы удовлетворить требованиям содержательности, журналистике, полагал Белинский, необходимо иметь свою «физиономию», лицо своё, «имидж», если говорить современным языком. «Физиономия и характер журнала состоят в его направлении, его мнении, его господствующем учении, которого он должен быть органом». Речь идёт, таким образом, о принципах, на основе которых, по убеждению критика, должна осуществляться журналистская деятельность того или иного автора или печатного органа.

Понятно, что такие принципы реализуют, проявляют себя в защите (или отрицании) определенных философских, нравственных, политических, религиозных, научных и других взглядов. При этом критик осуждал эклектику, калейдоскопический «набор» взглядов. Он тяготел к системности воззрений, скрепляющей основою которых считал чувство народности, борьбу за интересы трудовых масс. В то же время, осознавая важное значение направления в жур­налистике, Белинский иногда высказывал одобрительное слово об изданиях, которые, не отличаясь глубиной содержания, придерживались, однако, своего направления, оказывались верны избранным принципам. К примеру, критик не принимал «умеренности» политических оценок популярного в 30-40-е годы XIX века журнала «Библиотека для чтения». Но он с похвалой отозвался однажды об этом журнале за то, что издание имеет «направление» как журнал «провинциальный», влиявший на средние дворянские и массовые слои культурного населения России. При всём том истинным направлением в журналистике, достойным развития, Белинский считал такие течения обществен­ной мысли, которые не просто содействуют «новому» или обслуживают те или иные сословия, но отвечают интересам мыслящего общества, приносят «пользу отечеству».

Что же необходимо для осуществления всего этого? В первую очередь, как считает Белинский, нужно постараться «умножить читателей», то есть вызвать интерес к публикуемым материалам, что критик считает почти «священнейшей обязанностью» всякого, обратившегося к журналистике. С этой целью «не пренебрегайте, - советует Белинский, - никакими средствами, кроме предосудительных, наклоняйтесь до своих читателей, если они слишком малы ростом».

В этом месте стоит задержаться. Учит ли Белинский журналистов, грубо говоря, «плестись» за своим читателем, идти у него на поводу, быть заложником его нетребовательных, а порою и откровенно искаженных вкусов? Совсем нет! Критик говорит о другом. Он говорит об искусстве привлечения к печатным материалам массового читателя с тем, чтобы «удобнее», вернее можно было на­править, «склонить» его в нужную сторону. «Крайности во всем дурны, — уточняет свою мысль Белинский, - умейте наклонить и заставьте думать, что вы наклоняетесь, хотя вы стоите и прямо». За этой нехитрой, мы бы сказали, «дипломатией» скрывается, однако, важная мысль, важный принцип журналистской практики. «Пользу отечеству» (а это основная задача честной журналистики во все времена, и в данном вопросе мы солидарны с Белинским) можно принести лишь в том случае, если читатель будет увлечен и «завоёван» благодатными, с общественной точки зрения, идеями и настроениями. Для этого-то и надо «наклоняться», чтобы быть понятным читателю, не снижая и не деформируя при этом своей позиции. «Наклоны» журналиста в таком случае окажутся как бы условными и по существу будут означать не что иное, как высшую степень авторского мастерства в диалоге с читателем.

Большое значение придавал Белинский умению журналистов отстаивать свои убеждения, бороться за них даже с риском испортить свою «карьеру», вызвать яростное сопротивление недоброжелателей.

Показателен в этом отношении такой пример. После закрытия (1836) журнала «Телескоп» за публикацию «Философического письма» П.Я. Чаадаева, Белинский, успешно сотрудничавший в этом журнале, оказался без места работы и средств к существованию. Критик, имя которого было уже достаточно известно в литературных кругах, бедствовал невероятно. «Знаешь ли ты, - писал он своему другу М.А. Бакунину, - что иногда принимаясь с жаром за какое-нибудь хорошее дело, за изучение чего-нибудь, за сочинение, я бросаю его с отчаянием, когда мне говорят о пришедшем кредиторе или о том, что хлеба нет, и бегу куда-нибудь, как будто бы надеясь убежать от самого себя? Знаешь ли ты, что пиша к тебе эти строки, я беспрестанно бросаю перо, чтобы у печки отогревать мои окоченевшие руки, потому что в комнате хоть волков морозь, а в кармане хоть выспись?». И тем не менее, оказавшись в столь непростых обстоятельствах и получив в ноябре 1837 года «стороною», т.е. косвенный, через других лиц намёк о сотрудничестве с редакторами замышляемого журнала «Москвитянин» Шевыревым и Погодиным, Белинский отвергает даже самую мысль о союзе с этими журналистами. «Не надо мне их и денег, хоть осыпь они меня золотом с головы до ног», - сообщает критик тому же Бакунину. Причины столь резкого отказа? Они в том, что Белинский не мог «подстраиваться» под чужие мнения, не мог отказываться от своих убеждений даже в условиях жесточайшей материальной нужды. СП. Шевырев и М.П. Погодин - давние соперники критика по «телескопскому ратованию», соперники по мировоззренческим установкам в творческой и общественной деятельности. С ними у Белинского не могло быть компромисса, а значит, и сотрудничества. И вообще Белинский презирал «продажных», как он говорил, писак, которые меняют свои принципы и взгляды в зависимости от величины выплачиваемого гонорара. Великий критик решительно осуждал такую тактику.

Всё это не означало, однако, что сам Белинский не менял своих убеждений и оценок. Как раз - наоборот! Менял и очень часто, но осуществлялось всё это на принципиальной основе, а не по соображениям конъюнктуры. Осуществлялось к тому же в целях приближения к истине, в целях раскрытия подлинных закономерностей действительности, более глубокой и верной оценки её многообразных явлений, в том числе в сфере литературы и журналистики. « Я меняю убеждения, это правда, но меняю их, как меняют копейку на рубль», - говорил о себе Белинский, подчёркивая тем самым качественный характер перемены своих взглядов и оценок.

Вся жизнь Белинского была связана с журналистикой. Он начал печатать критические статьи еще в студенческие годы. В 1833—1836 годах он сотрудничает в популярном московском журнале «Телескоп». После закрытия «Телескопа», в 1838—1839 годах, Белинский редактирует журнал «Московский наблюдатель». Затем, переехав в Петербург, начинает работать в редакции крупного журнала «Отечественные записки», становится его идейным руководителем. Этот журнал при Белинском стал лучшим из русских журналов. Все, что было в литературе тех лет талантливого, благородного, сплотилось вокруг «Отечественных записок». В 1846 году Белинский наконец порвал с «Отечественными записками». Последние два года своей жизни он возглавляет критический отдел в журнале Н. А. Некрасова и И. И. Панаева «Современник». (Белинский В.Г. Избранные статьи. – М.: Издательство «Детская литература», 1965. – 438 с.; Щеблыкин И.П. Виссарион Белинский как журналист и литературный критик /Литературно-публицистический очерк. - Пенза, 2008. - 100 с.)

З - Здоровье.

14-летним мальчиком покинул родительский кров Белинский, чтобы затем долгие годы скитаться по чужим углам и комнатам, почти всегда находясь в безденежье, без теплой одежды и обуви, часто голодая... С детства не отличаясь богатырским здоровьем, Белинский в этих скитаниях окончательно расшатал его, к нему рано прицепилась чахотка, болезнь бедняков, и потом уже держала его, не отпуская, до самой смерти...Второй год университетской жизни (1830—1831) складывался явно неудачно. В середине сентября началась в Москве эпидемия холеры. 27 сентября Белинский писал отцу и матери: «У нас в Москве появилась госпожа Холера: предосторожности приняты ужасные. Нас (т. е. казенных студентов) далее ворот университета не пускают никуда и мы совершенно ни с кем не имеем сообщения. Москва опустела: из нее не выходят и не выезжают». Холера к концу декабря утихла и, наконец, лишь после университетского акта 12 января 1831 г. возобновились занятия. В этот год они никак не могли наладиться. Белинский все чаще пропускает лекции. Здоровье Белинского резко ухудшилось от плохой пищи и постоянных простуд. Три раза он был в больнице в первую половину 1831 г. Особенно плохо чувствовал он себя после летних экзаменов. С 5 августа по 19 августа он пролежал в университетской лечебнице. Жестокая боль в груди и в боку, сильный кашель заставляют его проводить ночи без сна. Но и здесь не обошлось без возмутительных эпизодов. «Грубое животное», ординатор университетской больницы Страхов насмехается над Белинским, называет его болезнь пустой и ежедневно оставляет измученного студента голодным.

В 1840-ых годах здоровье Белинского ухудшилось. В 1846 г. у Белинского обострилась болезнь - чахотка, которой Белинский был болен еще в Москве; тяжелая журнальная работа и эксплуатация Белинского издателем "Отечественных Записок", ловким и оборотистым Краевским, еще более обострила к середине 40-х годов болезнь Белинского. Московские друзья старались помочь ему, чем могли; когда они (Герцен, Бакунин, Грановский и другие) узнали о решении Белинского уйти в начале 1846 г. из "Отечественных Записок" и о намерении его издать большой сборник "Левиафан" для того, чтобы обеспечить свое существование, то они тотчас же предложили и прислали ему целый ряд статей. Однако издание этого альманаха Белинский решил отложить на осень 1846 г., так как московские друзья его (главным образом, Герцен), обеспокоенные состоянием здоровья Белинского, устроили ему поездку по России с мая по октябрь этого года. Знаменитый актер Щепкин, старый московский знакомый Белинского, ехал летом этого года на гастроли по всей России, вплоть до Одессы и Крыма, и Белинский пустился с ним в полугодовое путешествие, которое, однако, не поправило его здоровья. За время его отсутствия старый пушкинский журнал "Современник" был куплен друзьями Белинского - Панаевым и Некрасовым, так что после возвращения из путешествия Белинский мог снова взяться за журнальную работу и стал, хотя и не редактором, но, во всяком случае, заведующим литературно-критической частью этого журнала. Здоровье, однако, не позволяло ему отдавать этому журналу так много сил, как это ему хотелось; уже в начале 1847 г. доктора стали снова посылать его в путешествие на воды, в Силезию. Средства для поездки снова достали друзья Белинского, главным образом, Боткин, и Белинский провел за границею летние месяцы 1847 г. Из Силезии Белинский проехал в Париж, где виделся с Бакуниным, Герценом и другими своими петербургскими друзьями. Заграничное лечение не помогло ему, и он вернулся осенью в Петербург еще более больным, чем уехал за границу; по его собственному выражению, он "беспрестанно умирал". Но и такое состояние не помешало Белинскому дать в 1847 - 48 годах целый ряд замечательных статей, достойно завершивших его литературную и критическую деятельность. В "Современнике" 1847 г. им написаны большие статьи о воспоминаниях Булгарина, о жизни и сочинениях Кольцова; дано обозрение русской литературы за 1846 год. В ноябре 1847 г. при переезде на новую квартиру Белинский просту­жается, у него «открылись раны на легких». Снова обостряется его болезнь, сырая и холодная погода Петербурга только способствует этому. Он мечтает вернуться обратно в Москву с ее более мягким и сухим климатом. Он горит желанием работать, и не просто, а «поналечь на дело», если здоровье позволит, если только позволит... Эти слова он повторяет, как заклинание, почти во всех своих последних пись­мах, Но самую лучшую свою теоретическую статью «Взгляд на русскую литературу 1847 года» Белинский пишет уже не вставая с постели, а вторую ее часть диктует «через силу» жене. 26 мая (7 июня) 1848 г. сердце Белинского остановилось. Отошли от него все заботы, обиды, горечи, боли, волнения, тоска о несделанном и сожаление о сделанном не так, как хотелось, ушло все, что мучило и тревожило его — великого критика, человека, гражданина, мыслителя. Наступило бессмертие. В 1848 году Белинский скончался и был похоронен на Волковском кладбище. Там же в 1861 году похоронят Николая Добролюбова, и место станет популярным среди литераторов и критиков, получив название «Литераторские мостки». (Белинский В. Г. Взгляд на русскую литературу. — М.: Современник, 1988. — 653 с.; Поляков М.Я. Виссарион Григорьевич Белинский. – М.: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства просвещения РСФСР, 1960. – 231 с.)

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

 

 

​

 

И - Издание первого полного собрания сочинений Белинского.

Поистине величайшим событием в общественной и культурной жизни России явилось первое издание пол­ного собрания сочинений Белинского в двенадцати час­тях. В этом благородном деле самое горячее участие приняла вдова критика. Все бумаги мужа Мария Ва­сильевна передала в распоряжение давнего друга Висса­риона Григорьевича Н. X. Кетчера. Он вместе с К.Т. Солдатенковым и Н.М. Щепкиным взял на себя хлопо­ты, связанные с подготовкой издания. Работа шла быст­ро. Уже в апрельском номере «Современника» за 1859 год Добролюбов писал: «В литературе нашей не может быть новости отраднее той, которая только что явилась к нам из Москвы. Наконец сочинения Белинского изда­ются. Первый том уже напечатан и получен в Петербур­ге; следующие, говорят, не замедлят. Наконец-то! На­конец-то...»

Восторженно  приветствуя   выход   сочинений   Белинского, Добролюбов указывал на их значимость для рус­ской публики, которой представилась возможность бли­же познакомиться с этим гениальным человеком, его взглядами, сложившимися «в ожесточенной борьбе с не­вежеством, ложью и злонамеренностью своих против­ников».

Отрадным было и то, что издатели, выпуская творе­ния критика, не преследовали коммерческой цели. Каж­дый том стоил один рубль, что было в три — четыре ра­за дешевле по сравнению с другими книгами такого же объема. Издание печаталось на хорошей бумаге, хоро­шо оформлялось, и к нему были приложены прекрас­но гравированный Ф.И. Иорданом портрет критика и его факсимиле.

Первое собрание сочинений революционного демокра­та пользовалось исключительным успехом и в течение тридцати шести лет, т.е. с 1859 по 1895 год, переиздава­лось семь раз. Оно сыграло огромную роль в развитии передовой литературы, искусства, оказало значительное влияние на рост революционной борьбы.

«Никакие классы, курсы, писания сочинений, экзаме­ны и все прочее, — писал В. В. Стасов, — не сделали столько для нашего образования и развития, как один Белинский... Он издали приготавливал то здоровое и мо­гучее интеллектуальное движение, которое окрепло и поднялось четверть века позже. Мы все — прямые его ученики».

Имя Белинского, указывал в своих воспоминаниях П.И. Прозоров, заняло в то время одно из тех почетно высоких мест, когда каждый случай из его жизни, каж­дое слово о нем было дорого для публики. Она не толь­ко с жадностью читала и с глубоким наслаждением пе­речитывала его произведения, но желала знать биогра­фию писателя. «Но для этого, — продолжал Прозоров, с которым Белинский учился в университете и жил в одной комнате, именовавшейся «Одиннадцатым нуме­ром», — в настоящую минуту нет у нас никаких мате­риалов, а поэтому всякий, кого только судьба сталкива­ла в жизни с этим замечательным литературным и общественным деятелем, обязан, по моему мнению, напе­чатать   все, что известно    ему о нем». (Максяшев П. Наш Белинский [Изд.  2-е]. - Саратов, Приволж. кн. изд-во, Пензен. отд-ние, 1977. - 192 с.)

​

​

​

​

​